Бережный диалог с беженцами, работа с депортированными женщинами и детьми, эко-активизм и будущее российских НКО

В июне в Санкт-Петербурге прошёл второй Форум Мирной России. Там собрались представители украинских и российских НКО, правозащитники и журналисты, чтобы обсудить новые стратегии и способы организовывать и объединять людей — оставшихся и уехавших, а также людей по разные стороны военного конфликта. Среди участников были представители «Гражданского содействия», «Ночлежки», «Альтернативы» и «Безопасного дома», социологи и экономисты, а также эксперты из Украины. Они говорили том, как думать о будущем во время продолжающихся военных действий, как корректно и бережно поддерживать диалог с беженцами, и возможен ли диалог с украинскими партнёрами и соотечественниками других взглядов.

Второй год подряд Форум Мирной России объединяет правозащитников и представителей НКО и журналистов. Форум создан политиком и юристом Сергеем Россом, основателем исследовательского центра «Коллективное действие».

В этом году в Форуме приняли участие более 25 спикеров из 7 стран. Большим шагом для форума было участие украинских правозащитников. Они предпочли сохранить анонимность. Сам форум также прошел в режиме повышенной секретности: одноразовые сим-карты, таймер удаления сообщений каждые пять минут. Участники до последнего момента не знали о месте и времени проведения форума. Накануне вечером им пришло сообщение с локацией и карта с «красными» улицами. Из-за камер проходить по ним было небезопасно. Территорию патрулировала полиция.

В начале Форума участники сразу же указали, что любое размышление про будущее возможно только с оговоркой — для любых изменений в России нужна победа Украины, возвращение территорий, суд над военными преступниками и выплата репараций.

Сергей Росс также отметил, что Форум несмотря на весомые риски со стороны организаторов, Форум планирует проводиться ежегодно.

«Сейчас гражданское общество как никогда нуждается в поддержке и консолидации за рубежом и внутри страны. Сегодня еще важнее – поиск новых стратегий, которые способны преодолеть изоляционистские тенденции и объединить неравнодушных граждан в сети взаимодействия для пространства диалога» — добавил Росс.

Волна миграции за последние два года стала одной из самых больших в истории России за такой короткий период времени. Большинство активистских организаций не могут работать на территории РФ, многих преследуют, часть — приостановили деятельность. В этих условиях очень сложно консолидироваться, и внутри страны, и за рубежом. Ещё тяжелее налаживать связь с украинскими правозащитниками. А главное, как снова увидеть цель — возможно ли будет когда-то построить гражданское общество и есть ли из чего его собирать?

«Мы хотели построить свободную, демократическую, мирную, процветающую Россию. Но с каждым днем это будущее отодвигается все дальше. Конечно, война привела к активизации гражданского общества. Возникли сотни организаций, взаимопомощи, помощи украинцам. Все очень-очень плохо. Но смысл есть и есть примеры, которые показывают, что будущее у поствоенной постпутинской России тоже существует» — отметил экономист Сергей Гуриев.

Понимание, что война будет проиграна, продолжает укрепляться среди россиян, которые за ней следят. На это указывают данные и исследования. Поражение еще не стало консенсусом, но скоро станет, раньше или позже — зависит от событий на фронтах.

Но по мнению социолога и философа Григория Юдина, понимание неизбежности поражения еще не приводит к политическому действию. Причина тому — отсутствие альтернативы.

«Режим Путина долго и старательно ликвидировал любые попытки осознать место России в истории, но вот на это как раз можно повлиять. Надо просто перестать повторять, что главное это остановить войну, а дальше как нибудь разберемся» — замечает Юдин.

По его мнению, нам необходимо ясное описание силы для России. «Этим должна заняться политическая организация. Разумеется, она должна быть собрана там, где возможна её деятельность. В этом смысле важно разделение труда, люди, которые находятся в одном месте, обладают возможностями, которыми не обладают люди, находящиеся в другом. Поиск вариантов уже начинается. И чем быстрее альтернатива будет предложена, тем быстрее страна выйдет из тупика».

Юдин также призвал поддерживать не гражданское общество, а сопротивление»: «было ли в Германии в 1940-м году гражданское общество, которое надо было поддерживать? Политически в России оно запрещено, так что правильное слово сегодня будет сопротивление. И именно его нужно поддерживать, так как только оно ставит задачу победу над тиранией».

Украинская лоббистка в Брюсселе, пожелавшая остаться анонимной, связала войну с тем, что правосудия над виновными в репрессиях и геноцидах после развала СССР так и не состоялось. Возобновление этого процесса создало бы прецедент, при котором преступления подобного масштаба не остаются безнаказанными.

Она отметила, что после победы над путинским режимом, украинцы долгое время будут отказываться от сотрудничества с гражданским обществом России. Сейчас украинское общество даже не готово принимать гуманитарную помощь: «Вы пытаетесь лечить симптомы, а надо бороться с причиной. Мы поможем себе сами, вы себе сначала помогите».

Не только у людей с демократическими взглядами сегодня нет образа будущего. Политик и бывший мундеп Тимирязевского района Юлия Галямина добавила, что строить будущее придется всем — и тех кто за войну, и те кто против. «Будущее должны формировать не только эксперты, а все россияне, это очень важно. И тех кто за войну, и те кто против, иначе этого будущего не будет. Но для того, чтобы его строить, нужно разговаривать с людьми.

Как найти общий язык в 2023 — большой вопрос и для работников НКО, и просто для людей, которые едут рядом с друг другом в метро. Одна из возможных оптик — ненасильственный диалог. Что бы его описать Аннемари Гилен вспомнила слова основателя этого подхода, психолога Маршалла Розенберга. «Надо всегда говорить только от себя. Использовать слова я слышу, вижу, чувствую. У каждого — свои нужды и травмы во время конфликта. Если бы все говорили о своих нуждах с уважением к нуждам другого человека, то конфликтов было бы меньше».

Психолог Ольга Хохлова отметила, что при использовании «я-высказывания» нужно быть очень осторожным. Травма свидетеля среди русских — может быть большим триггером для партнеров со стороны Украины. Её важно проработать, а эмоции, по возможности, оставлять в стороне.

Эксперты советуют придерживаться фраз, «мне очень жаль», «я чувствую, ужас, отчаяние, когда я наблюдаю это», и таким образом говорить о своих чувствах, при этом держать переживания в определенных границах.

Привлекать украинских психологов, чтобы говорить об опыте выживших

По разные стороны люди переживают травму по-разному. Важно выяснять кто, как и что именно переживал, а не приклеивать лейбл. Это отбирает личностную характеристику, силу свободы самоопределения.

Психолог Ольга Хохлова подчеркнула, что часто специалисты в разговоре с людьми, которые столкнулись с опытом насилия, используют слово «выжившие»: «но, может быть, у украинских психологов есть какой-то аналогичный языковой инструмент для обозначения этого явления. Поэтому очень важно приглашать их и не называть явления без участия людей, переживающих этот опыт по ту сторону».

Придётся много ошибаться

Участники также отмечали, что немногое из того, что мы можем сегодня сделать — занимать исследовательскую позицию по отношению к тому, как строить диалог. В этом диалоге тебе могут не ответить, и это нормально. Наталья Баранова, создательница акции «Бережный разговор» привела в пример, бойкот украинской активистки Маши Алехиной. Наталья помогала феминистским антивоенным сопротивлениям в Вильнюсе организовать сбор средств на украинские низовые организации, которые помогают женщинам. «Нам писали активистки их этих организаций и просили не собирать деньги, и мы останавливались. То, что нас об этом могут попросить, это абсолютно нормально».

Искать подходящие способы вместе с украинскими партнерами страшно из-за чувства вины. Но важно осознать его и отодвинуть в сторону, чтобы оно не привело к изоляции. Также важно помнить, что можно ошибаться в том, как строить диалог. «Мы не обязаны знать, как общаться в данной ситуации. Но мы можем извлекать опыт, пробовать дальше снова и снова. Даже если мы ошиблись и не получилось» — отмечает Ольга.

Участники также отмечали, что диалог — это не только проговорить, но и прослушать, использовать техники активного слушания. Активисты и правозащитники из России могут инициировать диалог, обозначать свое желание и готовность говорить и дальше ждать, давать это пространство.

«Прежде чем вообще что-либо высказывать, со своей стороны, мы можем задавать вопросы с позиции незнания и уважительного интереса к позиции собеседника. Можно искать какие-то точки пересечения, общего интереса и потребностей. Обозначать свое желание, помочь, возможно, свои возможности, но не настаивать на принятии этого. То есть вот это положить, отойти, и ждать» — добавила Ольга.

Сейчас российская сторона заявляет про миллион вывезенных из Украины детей. Подсчеты со стороны Украины — 18 тысяч незаконно депортированных. Правозащитные организации в России не могут подтвердить или оспорить эти цифры, а профильные международные организации ими не обладают. Правозащитники ориентируются на единичные заявления от родителей.

По мнению правозащитницы Светланы Ганнушкиной, работу с депортированными детьми помогли бы наладить готовые базы данных. «Например, нужно организовать воссоединение семьи и понять, где находится отец, который не может выехать, и где мать, которая, как правило, выехать все таки может. Нам нужно получать эту информацию от украинских коллег. Для того, чтобы это реализовать, нужно требовать, чтобы были базы данных. Они не должны быть открытыми. Мне кажется, что здесь ключевую могла бы сыграть роль Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев. И я не вижу, чтобы она выполнялась».

Кроме глобальной проблемы данных и законодательства, есть ещё большой вопрос благополучия детей, учитывая проблемы насилия, дискриминации и запрета на использование родного языка.

Во время Форума активисты из зала поделились историей о том, как помогали группе сирийцев, оказавшейся под Москвой, где было много детей. Они организовали школу. Она не давала образовательных документов, но готовила к российской школе, вместе с русскими учителями там работали сирийцы, преподавая арабский и культуру. «Мы не стремились интегрировать детей исключительно в нашу культуру».

Большой вопрос, как повторить этот опыт с украинскими детьми. «Представьте, что я иду в какой то лагерь и говорю, что сейчас приведу украинского преподавателя. Меня вывезут из лагеря через три минуты» — добавляют активисты.

В ответ на это участники Форума отметили, что каждый ребенок, для которого русский язык не является родным, должен получить образование на украинском в обязательном порядке: «существуют российские инициативы, которые организовывают бесплатные онлайн-школы по украинской программе. О них не многие знают, поэтому нужно рассказывать больше».

К маю 2023 года следователи Национальной полиции Украины начали производство 76 тысяч уголовных дел по фактам совершения преступлений военнослужащими Вооруженных сил РФ и их пособниками. Если посмотреть на статистику по преступлениям, связанным с сексуальным насилием, то их гораздо меньше — Национальная полиция открыла только 70 уголовных производств. Но это не означает, что преступлений, связанных с сексуализированным насилием действительно не так много.

Ещё в 2000 году Организация Объединенных Наций приняла Резолюцию 1325, известную вопросом о влиянии военного конфликта на женщин. Она отмечает, что во время вооруженных конфликтов случаев насилия над женщинами, в том числе сексуального насилия, становится больше.

Но даже в мирное время пострадавшим сложно сообщать об изнасиловании, ещё сложнее, если преступление совершает враг, а пострадавший находится на оккупированной территории. Часто из-за стыда и страха женщины не обращаются за юридической помощью. Кроме того, сложно и часто невозможно сохранить какие-либо доказательства.

Участники форума отметили огромное значение работы именно гуманитарных и организаций, помогающим женщинам в России. Дарьяна Грязнова, эксперт по вопросам гендерного насилия, уточнила, что женщинам в первую очередь нужно получить доступ к медикаментам, а потом думать про юридические вопросы.

Дарьяна отметила работу со стороны Украины. С 22 го года в офисе генерального прокурора разработали управление, которое расследует факты сексуализированного насилия, совершенного российскими военными. С пострадавшими не проводят более одного допроса. Этот разговор происходит только по их инициативе и в комфортных для них условиях. После деоккупации населенных пунктов на местах начинают работать сотрудники Генпрокуратуры вместе с психологами, следователями. Он помогают пострадавшим получить помощь, собрать улики и показания. С начала полномасштабного вторжения украинские прокуроры смогли идентифицировать уже несколько российских военных, причастных к изннасилованиям. Они, конечно же, они приговорены заочно.

«Не нужно пытаться допрашивать беженок и выяснить, подвергалась ли она сексуализированному насилию, независимо от того, какими бы хорошими намерения не были». Если у вас нет опыта документирования подобных преступлений, важно перенаправить пострадавших в специализированную организацию. Иначе этот процесс может не только травмировать беженок, но и повлиять на дальнейший юридический прогресс» — отметила Дарьяна.

Мария Мурадова поделилась опытом работы московской «Ночлежки». Один из проектов «Ночлежки» — женская комната. В ней восемь мест, куда может заселиться женщина на длительное пребывание. Это не только крыша над головой и основные бытовые удобства и еда. Раз в неделю с женщинами встречается психолог. Это общая встреча, на которой могут обсуждаться внутренние конфликты, жительниц, доступ к психологической помощи по запросу, если нужно обсудить приватные переживание.

Помимо комнаты, «Ночлежка» организует женские дни для других гуманитарных проектов — прачечную и пункт выдачи одежды и средств гигиены. Каждый вторник эти проекты открыты только для женщин. Волонтеры также только женщины. В душевой регулярно проводят стрижки. В пункте выдачи выдаются специфически женские вещи, такие как бюстгальтер, гигиенические прокладки, в том числе тест на беременность и презервативы.

«Нам важно сохранять этот день свободным от мужчин для того, чтобы создавать для женщин, обращающихся к нам, пространство безопасности и солидарности, и в том числе для беженок. Часто они и вовсе обращаются по телефону и опасаются приходить лично» — поделилась Мария.

Специфика женской бездомности в том, что часто женщины преуменьшает свои проблемы либо преуменьшает трудность пережитого им опыта. Стигматизация, которой они подвергаются, живя в глубоко патриархальном обществе, огромна. «Женщина не всегда готовы рассказать о том, как именно она сейчас живет, в каком положении. И мне, как социальной работнице, важно не агрессивно, не навязчиво, но давать понять женщине, что она может рассказать про все. И чем полнее она мне расскажет о своих текущих проблемах, тем лучше мы сможем как организация ей эффективнее помочь» — отмечает Мария.

Создать посредника по помощи женщинам между Россией и Украиной

Украинские общественные организации часто отказываются от российской гуманитарной помощи, собранной НКО. Дарьяна Грязнова, предложила передавать такую помощь через международные организации, например, Международный Красный Крест или Управление верховного комиссара по делам беженцев. «Я думаю нейтральная организация не откажет в просьбе быть таким посредником. К ним также можно обратиться с просьбой распространять информацию — скажем, перечень тех общественных организаций, к которым беженцы и беженки могут обращаться, с почтой, с телефонами, с горячими линиями, с сферой деятельности. И это было бы вполне эффективно».

Экологический ущерб, который нанесла война Украине и миру, пока что можно оценить только примерно, но он уже огромен. Например, теракт на дамбе Каховской гидроэлектростанции — один из самых больших ударов по природе Украины за все время войны. На фоне урона лесам вокруг Изюма, Лимана, Северодонецка, Лисичанска, разрушение водохранилища, где десятилетиями накапливался ил с отходами промышленности, кажется ещё страшнее. Значительная часть его вынесена в Черное море и уже дошла Румынии и Болгарии и Турции вместе с остатками домов, скотомогильников, автозаправок и горючим, с самой гидроэлектростанции.

Над анализом этих последствий, а также мониторингом и моделированием экологического будущего Украины ещё много десятков лет будут работать международные экологи, но возможно ли построить экологическое сотрудничество между Россией и Украиной?

На форме выступил Алексей Василюк из Украинской природоохранной группы. Алексей активно сотрудничает с россиянами за границей, комментирует события для русскоязычных СМИ и участвует в инициативе мониторинга приграничных территорий. «В условиях войны общество в Украине категорически не согласно с любыми вариантами сотрудничества. И, скорее всего, это даже, наверное, более правильная позиция. Но я лично поддерживаю сотрудничество с некоторыми присутствующими здесь и даю комментарии журналистам из России. Я считаю, что это важно, потому что в любом случае наступит завтра и нужно будет строить какую то новую жизнь, и она точно будет для всех нас совсем не такая, как была до начала войны. И вот тогда это наше с вами сотрудничество, наверное, будет иметь очень большой вес».

Российские эко-эксперты также переживают огромный кризис, большая часть экологических организаций в России закрыта, а региональные отделения не имеют ресурсов, таких как были у закрытого отделения российского или центрального Гринписа или WWF. Эксперты форума высказали много критики по отношению этих организаций, в частности их сотрудничеству с российскими властями.

Представитель молодежного экологического движения Fridays for Future Аршак Макичян призвал экологические сообщества больше включаться в анти-военную повестку, а оппозиционные силы активнее включаться в экологическую.

«За последние 20 лет в России мы все потеряли практически большую часть свобод. И пока мы занимались этой неравной борьбой с путинским режимом, путинский режим боролся с нами за счет природных богатств в России. Нам нужно находить новые инструменты, которые смогут помочь поднимать эти вопросы и противостоять Путину. Например, с первого дня войны мы с нашим движением, выступали против войны и требовали эмбарго на российское топлива».

Если российская пропаганда может пытаться убедить людей в том, что борьба права ЛГБТ+ cообщества навязаны Западом, то отразить критику экологических проблем будет сложнее. Но для это россияне должны понимать и знать, что происходит с природой в России.

Находить новый смысл в том, что казалось больше не работает

В разговоре о Гринписе и других больших организаций с огромным социальным капиталом, очевидно, что их голос мог бы сыграть важную роль и радикализировать экологическое сообщество. Но жизнь региональных эко-инициатив выглядит иначе. Журналистка Ангелина Давыдова рассказала про своё разочарование после начала войны в эко-протестах.

«Я была тем человеком, который на протяжении десяти лет работал с многими локальными экологическим движением. И как раз в них видела большую надежду и опору будущих позитивных преобразований в России. В каждом регионе у нас прошло по экологическому протесту, и я считала, что люди учатся гражданственности, позитивным изменениям. Люди учатся политики. И я, как, наверное, многие из нас первые недели после войны оказалась в страшном разочаровании от всего этого на фоне ужаса от всего прочего. Я поняла, что, в общем то, все пропало.

Сейчас война идет больше года, и мы думаем, что имеет смысл делать дальше, а что нет. Я стала замечать, что все равно экологические протестные кампании продолжаются в самых разных регионах. Все равно люди, так или иначе, этот опыт получают. Я посмотрела на эти процессы более трезвыми, более практичными глазами, и продолжила помогать российским активистам как могу, с целым рядом немецких и других организаций».

Ангелина Давыдова отметила, что главный вопрос сейчас, в том, как помогать расти этим организациями. Это справедливо для всех независимых антивоенных инициатив: «В данной ситуации, мне кажется, давать советы — не лучшее время. Каждый примет решение сам, каждый несет ответственность».